Глава XXXI              Судя по пассажирам, ехавшим в поезде, настроение в деревне за это время сильно изменилось.

Только на второй день праздника вечером, в темноте, вернулся отец. Он въехал на санях во двор так тихо, что никто не заметил. Внезапно услышали, что кто-то открывает ворота риги. Все гурьбой выбежали посмотреть, только Индрек остался в горнице. Но вскоре все возвратились — отец прогнал их, чтоб не мерзли на холоде, велел только Индреку и Лийне помочь ему. Дети в недоумении переглянулись —для чего отцу нужна помощь Индрека и Лийне? И вдруг Кадри спросила:

— А почему Антса нет?

Тут и остальные спохватились — где же Антс? Антс лежал на санях, вытянувшись во всю свою длину, покрытый ковром. Это был тот самый ковер, который клали в сани давным-давно, когда Андрее и Мари ездили в церковь, а Юссь следил за ними из-за придорожных елей, а потом, стоя посреди дороги, смотрел им вслед. Теперь Юссь был в могиле, Мари—на краю могилы, ковер уже весь в дырах, но закоченевшее тело Антса он все же покрывал исправно, хотя теперь, когда ездили в церковь, брали новый ковер, который и сравниться не мог с этим старым, узорчатым. Все дети на Варгамяэ думали так и удивлялись — как это в старину умели ткать такие красивые ковры и почему теперь уже таких не делают.

—< Убили,— произнес Индрек, увидев при тусклом свете фонаря накрытое ковром прямое и неподвижное человеческое тело.

— Убили, проклятые,— повторил отец, добавив ругательство, какого Индрек никогда от него не слышал. Казалось, гнев и отчаяние отца так велики, что для печали не остается места. Это состояние отца передалось и детям, так что и они почувствовали не скорбь о брате в ее полную меру, а что-то такое, чему даже :имени не могли дать.

 

 

1234[5]
Оглавление